Члены ОНК Калужской области: - Андрей Чейченец (директор автошколы, г.Обнинск);
- Марат Сакаев (сотрудник финской фирмы Ruukki, г.Балабаново);
- Любовь Мосеева-Элье (Правозащитный Центр «Мемориал»)
посетили 30 июля 2011 г. ФКУ ИЗ 40\1.
Стоит сказать, что в предыдущем посещении членам ОНК было отказано, якобы, из-за неправильно поданного уведомления. На этот раз уведомление было подано, но не в соответствии с № 76-ФЗ, а в соответствии с внутренними нормами ФСИН: т.е. у членов ОНК тюремщики отобрали право делать инспекции мест принудительного содержания внезапно, без получения предварительного разрешения.
Члены ОНК осмотрели камеры-накопители, куда закрывают вновь прибывших в СИЗО. В этих камерах арестованные могут находиться по несколько часов. В этих небольших камерах 2 м на 2 м есть только: узкая небольшая, крашеная охристой краской скамейка - у стены, 2 розетки и металлический крючок для одежды, «малипусенькая» металлическая пластинка, вмонтированная в стенку (наверное, служащая полочкой; вопрос для чего? на ней же ничего, кроме гребешка для волос не может поместиться!), есть унитаз и раковина с краном (вода идёт, я проверила). Поскольку была суббота – камеры стояли нараспах (наверное, проветривались).
В СИЗО – жарко. Мы сегодня больше стояли не на КПП, а на входе в многоместные камеры, где заключенные сидят раздетыми, а при обходе начальников и нашей комиссии – вынуждены одеваться.
Посетили члены ОНК заключенных в камере № 104, метраж которой не соответствует стандартам (на 2 человека приходится чуть больше 6 кв.м; об этом факте и о подобных ему члены ОНК составили июльский доклад для PRI), разъяснили заключенным, что у них есть возможность подать жалобу на условия их содержания, и что информация о том, куда можно пожаловаться размещена у них в камере на стене (заключенные в этой камере выглядели сильно испуганными – они впервые увидели членов ОНК и услышали о комиссии).
Другое дело заключенный А.Х., содержащийся в тюремной больнице, который знаком с членами ОНК ещё «по химии», - так он называет колонию- поселение № 6. А.Х., который – по его словам – незаконно содержится в следственном изоляторе уже 4-й месяц «за то, что послал прокурора куда подальше в судебном заседании», с членами комиссии разговаривал как со старыми знакомцами, требовал защитить его право на подачу жалоб, которые из следственного изолятора, по его мнению, никуда не уходят. А.Х. – диабетик, инсулинозависимый, уже 4-й месяц у него не берут тесты на глюкозу, и он не знает своего состояния здоровья; вчера А.Х. впал в кому, и лишь наличие соседа по камере помогло ему прийти в сознание. Сестра А.Х предоставила ему шприц-ручку, на этом вся медицинская помощь заключенному закончилась: медикаментов, необходимых для поддержания состояния здоровья А.Х. в тюремной больнице нет. А.Х считает, что тюремный медик – по какой-то причине - не проявляет инициативы для освобождения его – как тяжело больного - из-под стражи в соответствии с действующим законодательством. А.Х. рассказал членам ОНК, что в мае 2011 г. в соседней палате скончался заключенный, а ещё одного заключенного освободили из-под стражи две недели назад, уже тогда, когда позвоночник у того начал разлагаться, и он уже стал на белом свете не жилец; при этом, тюремный медик так же не мог парализованного заключенного лечить: т.к. нет нужных лекарств (к сожалению, в тюремных учреждениях, которые являются бюджетными, есть только самые дешёвые и малоэффективные лекарства). Для сравнения: в Австралии существуют частные тюрьмы, где оказание медицинской помощи на высоте.
Члены ОНК посетили С. – русского, гражданина Узбекистана, обвиняемого в тяжком преступлении. С. уже 4 года живёт и работает в России: сначала в г.Брянске, куда приехал к своему сослуживцу (С. – начал служил срочную службу в Советской Армии, и развал СССР как раз «проехался по нему»: заканчивал службу С. уже в национальной гвардии Республики Узбекистан). С. родился и вырос в большом русскоязычном г.Чирчике Ташкентской области, закончил 10 классов русской школы № 34 им.А.С.Макаренко; после школы и армии закончил курсы трактористов и работал на заводе «Чирчиксельмаш»; С. – единственный сын в семье; отца своего не помнит, а когда 4 года назад умерла мать, и никого больше в Узбекистане из родственников у него не осталось, решил поехать на историческую родину, в Россию, где из знакомых был только сослуживец.
С. ни в какую не соглашается возвращаться в Узбекистан. Члены ОНК взяли шефство над молодым заключенным, и будут периодически посещать его: как в камере следственного изолятора, так и в колонии, проконсультируют и перед освобождением, чтобы не случилось с С. рецидива от безысходности: ведь при освобождении иностранным гражданам УФСИН не выделяет денег на дорогу домой, и практически все они немедленно после освобождения становятся – не по своей воле – нелегалами.
Члены ОНК посетили карцер – это камера-одиночка, где заключенный может только сидеть в три погибели на узкой, маленькой и низкой металлической скамье в тёмном углу камеры, куда не достаёт электрический свет и, следовательно, невозможно даже книжку из тюремной библиотеки почитать. В карцере мы обнаружили молодого калужанина, который находится в одиночестве уже 7 дней! На мой вопрос: «За что посадил начальник СИЗО на 7 суток?» Ответил: «Нечаянно разбил окно в общей камере» …Вот, где творится беспредел, на мой взгляд: нужно срочно менять эти тюремные правила, и, если, начальник СИЗО желает кого-то наказать, пусть сначала спрашивает у нормальных людей (членов ОНК): на какой срок можно наказать.
Для женщин, отбывающих наказание в хоз.отряде СИЗО и для других заключенных я каждый раз привожу кипы свежих калужских газет: принесла и в этот раз. Газеты ношу уже третий год подряд, однако, зам.начальника СИЗО каждый раз газеты тщательно перетряхивает и перепроверяет: подозревает, что я запрещённые предметы могу заключенным передать; хотя третий год подряд ничего в областных газетах чрезмерно бдительный тюремщик найти не может. Заключенные жаловались, что уже неделю «заикается радио»: «Радио России» - единственный источник информации для заключенных, находящихся в тюремной больнице. Плохо работающее радио – сильно раздражает заключенных. Самое главное, они не знают, когда это состояние закончится: им об этом никто не говорит; не принято, у тюремщиков нет такого цивильного опыта общения с заключенными-калужанами.
От советской милиции в г.Медыни остался только, вот, такой "памятник".
